Заветы перестройки (1985-1991) (3)

Первоначально произошедшие перемены были восприняты большинством граждан как более решительный курс на продолжение перестройки. Это впечатление, паразитируя на распространенных настроениях и недовольстве Горбачевом, подпитывали на первых порах и новые власти. В действительности речь шла не о продолжении, а о «перестройке перестройки».

Ценностные ориентации, из которых исходил курс, предложенный стране новой командой после трагических событий 1991 года, принципиально отличались от главных ценностей перестройки.

Перестройка предполагала реформирование существовавшей общественной системы. Постперестройка ставила целью ее уничтожение.

Перестройка была ориентирована на эволюционный путь развития страны. Постперестройка — на экстремистские методы преобразований.

Движущим стимулом перестройки было стремление к достижению всеобщего блага на базе социальной справедливости. Постперестройка была рассчитана на блага для немногих — не обремененных «излишней моралью», хватких, деловых и бесцеремонных.

Экономическая программа перестройки предполагала развитие народного хозяйства на базе множественности форм собственности: кооперативной, частной, муниципальной, государственной. Их состязание и взаимодействие было бы стимулом интенсификации производства, широкого использования достижений научно-технической революции и повышения производительности труда. В рамках постперестройки был принят курс на установление монополии частной собственности на природные ресурсы и средства производства. В этом, по сути дела, и заключался смысл приватизации, в ходе которой была раздарено и разграблено накопленное за многие десятилетия общественное добро. В результате сложилась экономическая система, при которой основные богатства страны сосредоточены в руках высшей бюрократии, с одной стороны, и крупнейших финансово-промышленных олигархов, с другой.

Перестройка была направлена на демократическую реформацию, то есть на реальную демократизацию всех общественных отношений, в том числе политической системы. Для постперестройки демократия оставалась лишь ширмой, необходимой лишь в той мере, в какой помогала удерживать власть и сохранить образ режима, приемлемый для Запада.

Перестройка предполагала сохранение Советского Союза как обновленного и добровольного содружества свободных республик. Постперестройке была свойственна откровенная враждебность к СССР, который рассматривался как отжившая свой век империя. Поэтому его разрушение должно было, будто бы, послужить процветанию России. Отсюда осознанные действия, направленные на осуществление этой задачи.

Целью перестройки было создание условий, обеспечивающих преодоление жесткого противостояния страны другим развитым государствам и ее вхождение в мировое сообщество на правах влиятельного, равноправного партнера. Постперестройка отводила стране роль сателлита хозяев «цивилизованного мира».

Результаты удушения перестройки, а, следовательно, того, что в либеральных кругах России до сих пор именуют демократической революцией августа 1991 года, ныне предельно очевидны..

Трудно поправимый ущерб нанесли стране экономические реформы 90-х годов, проводившиеся в соответствии с рецептами радикального либерализма. С аналитической точки зрения не столь важно, в какой степени эти рецепты отражали стремление групп, оказавшихся у кормила власти, добиться позитивных сдвигов в экономике и в условиях жизни населения, имели ли они в виду действительную демократизацию общественных порядков и защиту интересов общества в целом. Есть все основания предполагать, что значительную роль в их поведении сыграли эгоистические соображения — в том числе расчет на то, что социально-экономический хаос, сопровождаемый массовым переделом государственной собственности, откроет для них возможности личного обогащения.

Главное, однако, в том, что же мы получили в итоге.

Под лозунгом борьбы с этатизмом были недопустимо ослаблены рычаги государственного регулирования экономики, без чего нельзя представить современную промышленную державу. Вместо обещанной идиллической картины процветающей рыночной экономики, опору которой составил влиятельный, зажиточный средний класс, российские граждане узрели беспрецедентное расхищение государственного имущества группой нечистоплотных псевдокоммерсантов и приближенных к власти бюрократов. Экономика страны не обрела качеств современного хозяйства. Получился мутант, соединивший олигархический капитал, остатки государственного социализма, зачатки корпоративизма, рыночных структур, обширный массив примитивного предпринимательства. Все это оказалось опутанным паутиной теневых и криминально-мафиозных отношений.

Экономическое отставание России за годы постперестройки не только не уменьшилось, но существенно возросло. Она выпала из числа государств, олицетворяющих экономический потенциал современного мира. В ряде отраслей производства произошла деиндустриализацию. Определяющей чертой экономики страны осталась сырьевая ориентация. Не была приведена в мало-мальски приемлемый порядок транспортная инфраструктура. Объем ВВП был уполовинен и на протяжении многих лет не выходил на уровень показателей конца дореформенных 80-х годов. Продолжались безнаказанное разворовывание направляемых в экономику средств и их массовый отток за рубеж.

Удручающими оказались социальные последствия постперестроечных экспериментов. Произошел обвал социальной сферы, худо-бедно, но защищавшей людей от материальных бедствий и лишений. Общество столкнулось с вопиющим социальным неравенством. Беспрецедентные для России масштабы приобрела бедность.

Наметилось своеобразное расщепление политического процесса, получившее затем развернутые формы. После короткого периода хаоса и двоевластия, порожденного противостоянием президента и его окружения, с одной стороны, и парламента (Верховного совета), с другой, этот процесс распался на три автономные структуры: элитарную (реальную), в рамках которой принимались основополагающие властные решения; имитационную, призванную демонстрировать населению и зарубежным спонсорам результаты «демократического транзита», и латентную (протестную), реализовавшуюся, в первую очередь, на уровне политического сознания и в скрытых формах политического поведения.

В сфере внешней политики удушение перестройки и сопутствовавший ему развал Советского Союза обернулись для России резким сокращением ее международного авторитета и политического потенциала, а, следовательно, способности отстаивать свои внешнеполитические интересы. В основе этого сокращения лежали, в частности, многочисленные новые проблемы, которых не было у страны прежде. Назовем некоторые из них, наиболее существенные.

— демографическая.

Население страны сократилось примерно в два раза. Во вновь образованной Российской Федерации на протяжении ряда лет происходила депопуляция, которую не смогла полностью компенсировать интенсивная иммиграция. Учитывая ухудшающееся состояние здоровья населения, высокую смертность и низкую рождаемость, эта тенденция, скорее всего, сохранится еще на многие годы;

— проблема пограничного размежевания.

Превращение прежних административных границ между республиками, входившими в единое государство, в межгосударственные границы породило множество разногласий. Наиболее острые из них более или менее урегулированы. Тем не менее, ряд противоречий до сих пор не нашел своего решения;

— появление новых национальных диаспор.

Расчленение Союза на множество самостоятельных государств превратило ряд национальных сообществ в своеобразные диаспоры, находящиеся не только в инонациональном окружении, но и в иной стране. Этот процесс сказался не только на русском населении (20-25 млн псевдоиммигрантов, оказавшихся заграницей), но и на представителях других народов. В целом численность новых меньшинств, проживающих на постсоветском пространстве вне своих национальных отечеств, оценивалась в начале века в 50-55 млн человек. В результате были разорваны миллионы родственных и других личностных связей. В ряде бывших союзных республик стали все отчетливее проявляться культурная и языковая дискриминация новых диаспор, а иногда и вспышки направленного против них насилия, что создало для России дополнительные серьезные заботы.

— приближение государственных границ к жизненным центрам страны.

Ослабление опасности масштабных военных действий против России, обусловленное окончанием «холодной войны», снизило остроту этого тревожащего процесса. Тем не менее, связанная с ним потенциальная угроза осталась. При неблагоприятном развитии событий под ударом могут оказаться основные жизненные центры России. Она попадает в зависимость от доброй воли непосредственных соседей. Но добрая воля в политике — фактор подвижный. И с этим приходится считаться.

— разрушение налаженной системы обороны.

Стоившая огромных средств система обороны СССР была ориентирована на прежнее, более широкое геополитическое пространство. Территориальное сужение России в результате отпадения союзных республик сделало эту систему — в основных ее параметрах — бесполезной. По сути дела встал вопрос о ее создании заново. Особую остроту приобрела в этой связи проблема обустройства новых границ, растянувшихся на тысячи километров. На протяжении ряда лет, прошедших с момента прекращения существования СССР, российские границы, особенно на Юге и Юго— Востоке, оставались (и частично остаются до сих пор), по сути, открытыми.

— угроза сухопутным транспортным потокам, проблема морских перевозок.

С петровских времен Россия не только континентальная, но и морская держава. В результате распада Советского Союза она лишилась ряда важных портов на Балтике, Черном море. Оказались подорванными и ее позиции на Каспии.

— сокращение запасов природных ископаемых.

Советский Союз по праву считался богатейшей кладовой природных богатств, в том числе энергетических ресурсов. Однако их размещение было неравномерным. Наиболее перспективные и удобные для эксплуатации залежи нефти и газа располагаются восточнее Каспийского моря и в среднеазиатских пустынях. Там же размещаются мало разведанные запасы угля и цветных металлов. Все эти сокровища отошли к вновь образованным государствам. Были частично потеряны в ресурсном отношении также шельфы морей — Каспийского, Балтийского и Черного.

— особенности ситуации у новых соседей.

Многие государства, возникшие на постсоветском пространстве, на протяжении ряда лет не могли преодолеть глубокого кризиса, обусловленного их отпадением от Советского Союза. Между некоторыми из них вспыхивали вооруженные конфликты из-за спорных территорий. Другие столкнулись с процессами внутреннего распада. Третьи пережили серию острых политических пароксизмов, выливавшихся, нередко, в силовые столкновения.

Такое соседство не могло не сказаться на России. События, потрясавшие (и потрясающие) приграничные государства, создают для нее и поныне дополнительные проблемы, и потенциальные угрозы.

С некоторыми из названных выше последствий Россия частично справилась. Со временем началось восстановление оборонительного потенциала. Сохранен в своей основе ракетный щит. Частично возрожден военно-промышленный комплекс. Хотя и с большим опозданием, но началось обустройство границ. Несмотря на потерю важных приморских территорий, Россия удержала выход ко всем морям, омывавшим СССР. Основные сухопутные транспортные каналы, несмотря на препоны, о которых шла речь выше, в целом сохранили жизнеспособность.

Тем не менее, говорить о возвращении России внешнеполитических позиций, потерянных в результате постперестройки, и, прежде всего, развала Советского Союза, не приходится.

Как же отреагировали на происходившее США и страны Западной Европы? Вполне традиционно, то есть предельно эгоистично. Они скорректировали свою внешнюю политику в соответствии с новым соотношением сил, изменившимся в результате выпадения из синклита ведущих держав мощного игрока.

В начале 90-х годов Соединенные Штаты, первоначально поддерживавшие перестройку и проявлявшие готовность к сотрудничеству с СССР, переосмыслив внешнеполитические установки, взяли курс на создание миропорядка, получившего впоследствии наименование «однополярного мира». Основной чертой этого миропорядка должна была стать повсеместная и безусловная гегемония Соединенных Штатов. Ослабевшей, лишившейся внешнеполитических козырей России отводилась в нем роль мало значимого, ведомого партнера. Некоторые влиятельные политические силы стали рассматривать ее как своеобразную «бесхозную» территорию — объект «освоения».

Аналогичные установки стали доминировать и во многих западноевропейских столицах.

За этим последовал ряд практических действий. Происходившее в России, первоначально трактовавшееся как освобождение от оков тоталитаризма и возвращение в объятья демократического мира «блудного сына», было переосмыслено как полное и безоговорочное поражение СССР (а, следовательно, и России) в третьей мировой (на этот раз холодной) войне. Это предопределило отношение к ней как к «поверженному ниц» неприятелю. Ее интересы перестали приниматься к серьезному рассмотрению. Предполагалось, что ей надлежит быть благодарной уже за то, что ее не топчут ногами, а предоставляют место в господской передней.

Эта перемена в подходе к России незамедлительно сказалась на официальной позиции НАТО. В конце 80-х годов, в разгар перестройки во многих западных столицах с немалой долей серьезности обсуждался вопрос о целесообразности дальнейшего сохранения Североатлантического блока как военного союза. С начала же 90-х годов в этих столицах, как и в Брюсселе, зазвучали иные ноты.

На римской сессии НАТО, состоявшейся в 1991 году, была провозглашена установка на трансформацию блока. Однако в постсоветский период под ней подразумевалось уже не сужение, но, напротив, дальнейшее расширение его функций. Вскоре этот подход был наполнен конкретным содержанием — в виде ориентации на продвижение НАТО на Восток путем включения в ее состав бывших союзников СССР — стран Центральной и Восточной Европы. Следующим шагом в этом направлении стала установка на включение в НАТО государств, возникших на постсоветском пространстве. И все это было зафиксировано в Стратегической концепции НАТО 1999 года.

Было также задекларировано намерение НАТО не ограничиваться впредь масштабами Атлантического региона, за безопасность которого она вроде бы отвечала, и принята на вооружение установка на выполнение ею и ряда глобальных функций. В рамках соответствующей концепция (трех зон ответственности НАТО) особую роль предполагалось уделить азиатскому региону, не в последнюю очередь бывшим советским республикам Закавказья и Центральной Азии. То, что в России это может, не без оснований, быть воспринято как намерение взять ее в клещи, во внимание не принималось. Предлагалось, что она покорно смирится с любым вариантом, реализуемым вне ее территорий.

Последствия изменившейся расстановки сил сказались не только на отношениях Россия — западные державы. Выпадение из ареопага мировой политики его важного элемента существенно затормозило позитивное развитие системы международных отношений. Между тем потребность в таком развитии становилась все более очевидной. Структура человеческого сообщества продолжала усложняться. Известно, однако, что чем сложнее система, тем уязвимее ее стабильность и тем эффективнее должны быть скрепы, гарантирующие ее существование. Однако это не было принято во внимание и не породило должной реакции.

Переструктуровка межгосударственных отношений, способная, если не устранить, то, по крайней мере, смягчить, как старые, так и вновь возникшие противоречия, по сути, не осуществлялось. Более того. Государства, сохранившие доминирующие позиции в постперестроечном мире, прежде всего США, продолжали уповать на силовое давление как на фактор международного порядка. В ответ другие страны стали ориентироваться на приобретение все более эффективных средств противодействия силовому давлению. В результате, вместо нового миропорядка, к которому начало двигаться человечество в годы перестройки, оно столкнулось с дестабилизацией того, что было.

Негативный вклад в ситуацию внесли и творцы российской постперестроечной внешней политики. При всей сложности положения, в котором находилась Россия, у нее, тем не менее, оставалась возможность сохранить хотя бы некоторые позитивные результаты внешней политики СССР, проводимой в годы перестройки. Могла она по-прежнему воздействовать и на происходившее в мире в духе принципов «нового политического мышления». Этого сделано не было.

Напротив. Внешняя политика постперестроечной России на протяжении ряда лет определялось готовностью безропотно следовать курсом, предписанным извне — даже в тех случаях, когда это явно противоречило нормализации международной обстановки и ущемляло российские интересы. И объяснялось это не только (и не столько) сократившимися материальными и духовными ресурсами. В основу внешней политики, проводимой группами, оказавшимися у власти в России, были положены идейно мотивированный отказ от самостоятельной роли на международной арене как бесперспективной и неоправданной, исходная готовность безоговорочно следовать указанием, поступающим, прежде всего, от США, и патологическая неспособность отстаивать посягательства на жизненно важные позиции своей страны.

В начале XXI века Россия начала возвращаться на мировую арену в качестве влиятельного субъекта международной политики. Это несколько изменило ситуацию, складывавшуюся в 90-е годы. К концу первого десятилетия нового столетия в ней наметились некоторые, в целом позитивные тенденции. Однако пока перемены реализуются преимущественно в словесной форме.

Заветы перестройки

Перестройка при всей своей краткости и трагическом завершении оставила человечеству немало заветов. В их числе, как следует из рассмотренного выше, можно выделить четыре, наиболее важных.

Завет первый. Медлить с назревшими переменами опасно. Несвоевременная реакция на назревшие преобразования приводит к тому, что они, в конечном счете, все же осуществляются, но в крайней, экстремальной форме, и, чаще всего, приводят к результатам, не совпадающими с теми, которые замышлялись первоначально.

Как уже отмечалось, перестройка запоздала, по меньшей мере, на несколько десятилетий. Если бы она произошла в 50-60 годы, когда энтузиазм и надежды, порожденные великой победой над фашизмом, еще определяли сложившуюся в стране общественную атмосферу, а политический капитал, которым обладали власти, не был окончательно исчерпан, ход политических событий и их последствия могли бы быть совсем иными.

Завет второй. Если объективно обусловленное историческое событие не нашло своего содержательного завершения, это вовсе не означает, что оно не имело смысла.

Перестройку постигла трагическая судьба многих первых попыток исторически значимых начинаний, которые стали затем, в глазах потомков, выдающимися вехами прогресса. Над ней была совершена расправа. Итоги этой расправы очевидны. Российское общество получило в 80-е годы минувшего века исключительный шанс выйти на путь всестороннего обновления — без бессмысленных потерь и потрясений. Для его реализации имелись необходимые предпосылки: материальная база, общественная атмосфера, возможность опереться на институты государственной власти. Но шанс этот использован не был. И вина, естественно в разной степени, лежит на всех: и тех, кто делал, и тех, кто не делал, но, прежде всего, тех, кто целеустремленно мешал делать.

Потери были понесены не только Советским Союзом и, соответственно, Россией, отброшенной в своем развитии далеко назад — к временам первоначального накопления и дикого капитализма, но и всем человечеством. Неполное решение проблем, поставленных в свое время перестройкой, со всей очевидностью затруднило реалистическую реакцию на вызовы, созревшие в последующие годы, особенно в новом, XXI веке. В результате адекватный ответ на них не был найден. Поэтому человеческое сообщество стоит сейчас перед двойной задачей: с одной стороны, доделать то, что было упущено в свое время, а с другой — осуществить то, что надлежит совершить сегодня.

Разумеется, то, что произошло, свершилось, и всякого рода «если» не имеют смысла. Упущенные шансы вернуть невозможно, как нельзя возвратиться в прошлое, даже если бы очень захотелось. И, тем не менее, идеалы перестройки не испарились. Они оставили глубокий отпечаток в общественном сознании. Ее опыт стал его неотъемлемой частью как представление о реальной альтернативе и казарменно-административной карикатуре на социализм, и бюрократическо-олигархическому капитализму, утвердившемуся в результате постперестройки.

Завет третий. Перестройка убедительно подтвердила, что установки общественного развития не могут быть порождением оторванных от почвы добрых пожеланий, продуктом «чистого разума». Они должны учитывать различия между дальними стратегическими целями и набором конкретных практических действий, имеющих тактический характер. Игнорирование указанных обстоятельств в силах не только помешать желательному движению, но и обернуться серией потрясений. Отсюда предпочтительное значение тактики, основанной на системе постепенных шагов, соотнесенных с реальностью, каждый из которых закреплен результатами, позитивно воспринимаемыми обществом.

Разумеется, практически осуществлять подобную тактику крайне сложно, особенно в обстановке всеобщего возбуждения и экзальтации, свойственных эпохам перемен. Но важность стремления к этому очевидна. Не следует пугаться задержек. Замедление на промежуточных этапах может обернуться ускорением в последующем движении к цели. И это не исключение, но почти правило.

Завет четвертый. Преобразования, особенно глубинные, непосредственно затрагивающие интересы населения, должны учитывать его ментальность, исторический опыт и степень доверия к инициативным политическим силам. В противном случае придется столкнуться с его пассивным отношением к переменам, а то и с готовностью поддержать их противников.

Завоеванию позитивного отношения основной массы граждан к сделанному обычно содействуют конкретные меры, которые бы были восприняты населением как свидетельство заботы о благе рядовых граждан и серьезности заявленных намерений. Среди них поступательное расширение влияния общества на политические решения, а также кадровые перемены, предполагающие выдвижение на решающие государственные позиции деятелей, обладающих безусловным общественным авторитетом.

Население, как правило, проявляет готовность взвалить на себя тяготы, неизбежные в ходе серьезных перемен, лишь в том случае, если эти тяготы распределяются, по возможности, равномерно. Первостепенное значение имеют в этой связи внешние атрибуты поведения верхушки правящей элиты. Ее образ жизни и структура потребления призваны демонстрировать то крайне важное для общественного сознания обстоятельство, что представители высших эшелонов власти не считают себя небожителями, возвышающимися над обществом и призванными «володеть и править», но осознают свою роль чиновников, наделенных определенными функциями и несущих ответственность перед гражданами за исполнение (или неисполнение) своего служебного долга.

Из книги Александр Галкин, «О прошлом и настоящем», Спб. 2013.